ПАМЯТЬ О БЛОКАДЕ

МАМА УМЕРЛА НА МОИХ ГЛАЗАХ...»

Нина Георгиевна АЛЕКСЕЕВА:

– Когда началась война, мне было 9 лет. Мы, дети, поначалу воспринимали войну, как игру. Мальчишки носились с палками и игрушечными ружьями, а девчонки, нарисовали себе красные кресты на косынках и были санитарками. Потом мы увидели озабоченные лица родителей. Мама плакала. Нам сказали: «Дети, это не игрушечная, а самая настоящая война. Хватит вам играть, надо учиться».

До сих пор в ушах стоит вой летящих снарядов, взрывы бомб, гудение сирены воздушной тревоги... Ещё до блокады, предвидя трудности с питанием, население начало делать запасы, скупая все продукты. Мама посылала и меня в магазин.

Мы насушили две наволочки чёрных и белых сухарей, запасли немного крупы. Но когда начался голод, эти запасы быстро растаяли. Отца сразу взяли в армию. Он служил под Ленинградом, иногда ему разрешали нас навестить, и он приносил что­нибудь из своего пайка. Это был для нас с мамой настоящий праздник.

Мы жили на Ржевке Пороховых. Не было дров, топить печь было нечем. Когда на Ржевке взорвался склад боеприпасов, в доме выбило все окна. Кое­как мы их заделали одеялами, укрываться стало тоже нечем. Вскоре мама заболела и уже не поднялась. Все обязанности по дому, добывание хлеба по карточкам легли на мои плечи. Мама закутывала меня в платки, и я ходила, мерзла, выстаивая в очередях, собирала щепки, носила воду. Всё время хотелось есть, трудно было достать даже жмых, из которого варили дуранду. Мама отдавала мне последние крохи.

Помню, как на выдаче хлеба какой­то мальчик выхватил у меня полученный кусочек. Он сразу же сунул его в рот. Посыпались крошки. Мы стали их подбирать и есть. Дома я рассказала об этом маме, она ответила: «Что поделать, этот мальчик тоже хотел есть».

Мама умерла весной 43-­го. Перед смертью она попросила у меня попить. Я посмотрела, а вода в кастрюле замёрзла. «Дай льдинку», – попросила мама. Я отколола ей кусочек льда, она его пососала и замолкла. Я откинула одеяло и поняла, что она умерла, и дико закричала: «Мама, мама!». Этот крик иногда тревожит меня до сих пор, я кричу во сне, зову: «Мама, мама!». И просыпаюсь или дети будят меня.

Отец отдал меня в детский дом. В нас едва теплилась жизнь, когда в августе 43­го наш детдом отправляли на большую землю, через Ладогу. Явственно вижу, как матросы, стоя по пояс в воде, передавали малышей по рукам на катер, а мы, кто мог, сами шли по дощатым шатким мосточкам. Когда уже плыли, налетел вражеский самолёт. Воспитатели нам кричат: «Ложитесь! Не поднимайте головы!». Мы упали от страха на палубу. На нас бомбы не упали, а вот следовавший впереди транспорт с детьми утонул, только панамки, помню, плыли по воде... На берегу нас высадили рядом с большой белой церковью, в ней была тьма детишек. Нам всем дали по куску хлеба, кружке молока и по кусочку брынзы. Я её раньше никогда не ела, она мне такой вкусной показалась, что я и сейчас её частенько покупаю и люблю.

В теплушках нас повезли в Ярославскую область. Там в бывшем поповском доме в деревне Байково Бакунинского сельсовета открыли детский дом, занятия проводились в нём же. Повар просила нас, старших девочек, чистить картошку, проверяла, кто из нас делает самые тонкие очистки и награждала чем­нибудь съедобным.

В огороде на участке мы выращивали овощи, а капуста была у нас такая отменная, такие огромные кочаны, еле поднимаешь. Ночью мы лазали в огород, приносили в спальню кочан, и хруст стоял на всю комнату. Мы убирали в совхозе лён. Теребили, вязали снопы, ставили их в «бабки», затем околачивали вальками, ели льняное семя. Все испытывали чувство гордости за свой труд, и за то, что мы тем самым помогаем фронту. Готовили и посылали свои нехитрые подарки на фронт бойцам: вышитые кисеты, носовые платочки, письма.

Запомнился День Победы. Рано утром, слышим забегали воспитатели, зажгли в коридоре керосиновую лампу, зашли в спальню: «Дети, вставайте, победа! Война закончилась!». Что тут поднялось! Подушки в воздух, прыгаем орём... «Ура!». Потом все строем, с лозунгом «Гитлер капут!» и красным флагом пошли к сельсовету. Кто­то пел, кто­то плакал.

В августе 45­-го детдом вернулся в Ленинград. Отец писал, что заберёт меня из детдома, но он ещё служил, за мной пришла соседка с сыном Борькой, повела меня домой, сказала, что теперь у меня будет другая мама. Отец женился вторично. Вечером все собрались вместе. Сначала я никак не могла назвать свою мачеху «мамой», плакала, но потом привыкла. Закончила 7­й класс, проучилась в торгово­ученической школе, пошла работать, а в 1954 вышла замуж за слесаря­ремонтника. В Сертолово я с мужем переехала в 1986 году. У меня двое детей – сын и дочь, два внука и две правнучки.

Нашей молодёжи Нина Георгиевна желает здоровья, любить родителей, уважать старшее поколение. «Для того, чтобы хорошо жить, надо хорошо работать», – уверена ветеран. И она знает, о чём говорит, ведь, всю сознательную жизнь она работала, да и вый­дя на пенсию не отдыхала. Нина Георгиевна имеет почётное трудовое звание, награждена орденом «Знак почёта», медалью «За доблестный труд» и многими другими наградами.

«НАМ ВСЕГДА ХОТЕЛОСЬ ЕСТЬ...»

Алла Алексеевна ЧЕРНОВА:

– Когда началась блокада, мне было всего четыре года. Мама работала, папа и его брат воевали на фронте. У меня была младшая сестрёнка. Меня водили в детский сад. В садике мы делали разные работы. Например, чистили картошку. Детей было много, спали на стульчиках.

Когда я стала чуть старше, ходила то к одной бабушке, то к другой. По улице Лермонтова, от Садовой до Балтийского вокзала. Вторая бабушка жила на улице Шкапина. Окна выходили на железную дорогу, по которой ходили поезда, нагружённые каким­то фуражом. И мы детишками бегали собирать его. Не помню точно, что это было, но, наверное, что­то съедобное.

Помню, что у дома рядом с Балтийским вокзалом был начисто срезан угол – в дом попала вражеская бомба. Я видела висящие кровати, одеяла, подушки, разную утварь. Как­то не укладывалось в голове, что это реальность. Но всё равно я не боялась и ходила одна, хоть и маленькая. А придёшь к бабушке, так она найдёт, чем угостить.

Одна из бабушек жила рядом с воинской частью, где держали пленных немцев. Мы бегали туда гулять, они давали нам какие­то игрушки, а мы иногда приносили им по кусочку хлеба.

Брат моего папы погиб на фронте. Второй брат вернулся раненным. Жили мы все вместе в тесноте. Но – дружно и не в обиде. Быть может, в силу детского восприятия я не воспринимала окружающее настолько остро. Помню, что хотелось есть, было голодно. Меня шокировал разрушенный дом, мимо которого я ходила, о чём я говорила раньше.

Желаю молодым быть добрее друг другу. Помогать друг другу, а не жить по принципу: «У меня всё есть, а на других мне наплевать». Вот когда нам было трудно, мы всегда друг другу помогали, не отворачивались от чужой беды.

Не скажу о молодёжи плохого. Ко мне она относится с уважением, доброжелательно, уступают места в транспорте, помогают перейти улицу. При этом я никого не прошу об этом, подходят сами. Молодое поколение у нас хорошее. Желаю относиться к другим честно, а сделанное вами добро не пропадёт.

«МЕНЯ РАНИЛО В НОГУ. МЫ ЖЕВАЛИ ТРАВУ»

Альбертина Фёдоровна БУЛКИНА:

– В начале войны наша семья жила в Ленинграде. Папа погиб ещё в Финскую войну. На руках у мамы осталось двое детей: пятилетний сын и трёхгодовалая я. В блокаду мама дежурила в местной противовоздушной обороне на крыше дома, она сбрасывала вниз гитлеровские «зажигалки».

Из блокадного города меня эвакуировали вместе с другими ленинградскими ребятишками в конце 1942 года по Дороге жизни. Мы попали в город Переславль. По дороге эшелон неоднократно обстреливали, я была ранена в ногу, ранение мешало гулять на улице вместе с остальными ребятами. Сидела в пустом зале, скучала и грустила. В эвакуации жили тоже голодно. Едва показывалась первая зелёная трава, как мы бросались её рвать и тут же ели.

В детском доме жила и после Победы. Старшего брата эвакуировали в другой город, о его судьбе я долгое время ничего не знала. Наша семья воссоединилась только после войны.

Мама всю блокаду работала в Ленинграде. Брата в город привёз директор детского дома, где мальчик был в эвакуации. Но дома по старому адресу на набережной Пряжки уже не было – его разрушило взрывом. Маме и брату дали крошечную комнату в коммуналке.

После войны мама не переставала меня искать и наконец приехала в наш детский дом. Было это накануне моего дня рождения, 7 марта 1948 года, мне исполнилось 10 лет. Конечно, узнать друг друга после стольких лет разлуки и перенесённых лишений было невозможно. Мама привезла с собой буханки настоящего белого хлеба, это был лучший подарок.

В Ленинграде пришлось нелегко. Мы пилили дрова и кое­как топили помещение. Моя мама не имела образования, поэтому устроилась работать в артель, где шлифовали ножи, вилки и ложки. Это очень вредный труд. Замуж она больше не вышла, было не до личной жизни. Двоих нас растила, на ноги поднимала. Жили мы трудно, часто ели только хлеб с солью, политые подсолнечным маслом.

После войны я вышла замуж, родила дочь. По настоянию мужа сменила работу, 34 года трудилась в закрытом КБ. В Сертолово живу с 1998 года. Сегодня у меня двое внуков и правнук.

Конечно же, я желаю детям расти здоровыми, весёлыми и счастливыми. И чтобы они любили своих родителей. Чтобы помогали ближнему, если необходимо и вообще всем, кто нуждается в помощи. Желаю стать добрыми и достойными людьми.